1. * * *
Было все, как по заказу:
Даль, насквозь открыта глазу —
Голубое с молоком.
Свет неярок и рассеян,
И тянуло вдоль по Зее
Уж предзимним холодком.
Со штабной высокой башни
Открывался день вчерашний —
Котлован, быки, мосток...
С двух сторон застыли плесы
И в проране безголосо
Бился бешеный поток...
Это значит — панорама.
И сюда, поднявшись рано,
Шел народ, денечку рад:
Шел монтажник и бетонщик,
Сварщик шел и с ним дотошный
В паре праздничной прораб.
От столовой той, у створа,
Что и названа — «У створа»,
Между ними шел и я.
Шел, прислушиваясь чутко
К разговорам, прибауткам,
К звукам начатого дня.
Мастера... На них, не скрою,
Все стандартного покроя —
Строго, чисто, как все мы.
Что-то их, таких, однако,
От залетного зеваки
Отличало, черт возьми!
Парень вот — как будто сонный,
В пиджачке не по сезону,
С виду тихонький такой.
Но идет — вразвалку, сочно,
Словно пробует на прочность
Эту землю под ногой.
Разбираться начинаю:
Ведь земля-то — насыпная!
Он — уже который год! —
Намывал ее, родную,
На ветру на стылом днюя
И ночуя, коль прижмет.
Для плотины? Для плотины.
Заплатили? Заплатили —
«Тети-мети», дунул — нет.
Но, смиряя зейский норов,
Для себя намыл опору
Он с запасом на сто лет!
Это был такой экзамен!
Но какой намыл фундамент
Он под жизнь свою зато!..
Был бы ты умен да кряжист —
Жизнь еще навалит тяжесть —
Упереться бы во что!..
Натянулось время тонко,
И капризного ребенка
Уговаривала мать:
— Ну, не плачь!
Ведь ты мужчина!
Подожди, сейчас машины
Будут камушки кидать...
«Приступить!..» — из штаба тут же —
Угодить мальчонке нужно? —
Хрипло брошен был приказ.
Весь в плакатах, тих и кроток,
Взвыл на полных оборотах
У прорана первый КрАЗ!
С полной выкладкою, ладно
Развернулся, чуть парадно
И пошел на Зею задним
(Зея, ты не обессудь!),
И на самом на откосе
Поднатужился — и сбросил
Глыбу в гибельную муть.
Брызги веером взметнуло,
Словно глыбой той замкнуло
В желтой глуби провода.
И откликнулся — под током! —
Берег весь единым вздохом,
И в разгар пошла страда.
А толпа поднапирала —
Под колеса самосвала! —
Любопытно, хоть убей!
И выкрикивал над нами
Хриплым голосом динамик:
«Уберите же людей!»
А в сторонке на припеке,
Под стернею рыжей щеки,
Под шапчонкой волос бел,
Дед стоял, напружив выю,
И на все дела мирские
Немигаючи глядел.
Он о чем, сутулый, тощий,
Потрясенный этой мощью,
Думал, зейский старожил?
Разобраться ли пытался?
Или с чем-то расставался,
Чем так трудно дорожил?
Здесь, на матушке на Зее
Он охотился и сеял.
Он — хозяин. Мы — в гостях.
Кожей, сорванной с затылка,
Сердцем, выстуженным пылко,
Болью в ломаных костях —
Помнит он ее, паскуду,
Ей, владычице, подсудный,
Ну, а жизни-то — в обрез.
Нынче ж, вот тебе — плотина!
Значит, крест на все стремнины
(И на молодости — крест?..)
Как тебя река мотала,
Словно был ты из металла,
Глупый парень имярек,
Чтоб вдолбить в башку тупую
Эту истину простую:
«Паря, ты ж ведь — человек!»
Жизнь твоя текла полого,
Стала — Зеей на порогах,
Черту б голову свернул!
И с жестокой зейской страстью —
Страх в кулак, а сердце настежь —
В революцию нырнул...
Продолжалось перекрытье
В ритме строгом, чтоб — без прыти,
Неуклонно дело шло.
(Хоть поток еще был грозен,
И заносчивый бульдозер
Отломил себе крыло...)
Как вас бьют и учат реки,
Люди, люди — человеки,
Чтобы все — наверняка.
Словно б так и было сроду:
Вы — энергию народу,
Вам энергию — река.
Вот законный сын эпохи,
Сам начальник стройки Шохин —
В нем напора — за троих!
Словно б в нем умно запрятан
(Вот хитрец!)
аккумулятор —
Электричество в крови!
В ней — порывы вьюжной пляски,
Ледяной сквозняк ангарский,
Той, большой плотины ток.
Там он так «подзарядился» —
Точно заново родился,
Чтобы — Зею поперек!
Он летит вперед пружинно
В грозном грохоте машинном,
Как река на быстрине!
Весел взгляд, а шаг широкий,
Ритм «отмахивая» стройке
(А быть может, и стране?).
Но пока мы — суть да дело,
Рать машинная гремела
В брызгах, копоти, пыли,
Хоть не так уже и браво
Бригадиры — левый с правым —
Эту рать вперед вели.
И уже в людском заторе
Теле-,
фоторепортеры
С помощью локтей и плеч
Пробивались ближе к кромке,
Чтобы, выбрав «точку съемки»,
Все, как есть, запечатлеть.
Выбрать «точку» — вот загвоздка,
Чтобы правда вся без лоска,
А за ней — зари полоска...
Перспектива чтоб видна!
И подумалось с обидой
Мне о грешных нас, кто видит
Жизнь, бывает, из окна.
С этой «кочечки» обзора
Перспектива — до забора,
И в столице, и в селе.
Вон сидит в окне домашнем —
Терпелив, как червь бумажный,
С тяжкой думой на челе.
Тишь да гладь, к тому ж тверезый,
И конечно, музы, грезы
Не обходят и его:
Даль. Мужик... Петух на прясле...
Ерунда на постном масле...
Впрочем — мало ли чего!
А сквозь этот мощный рокот
Кто услышит райпророка,
Твой писклявый голосок?
Докричится, может, Муза,
Ну, до местного Союза
И — в песок.
И в песок да с тем и канет...
Но уже «последний» камень,
Как резерв, вводили в бой.
В тишине, столь непривычной,
С ним отъехал к перемычке
Самосвал передовой.
Исторически торжествен,
Бригадир широким жестом
Камню место указал.
И скользнул он вниз покато,
Сверху плюх — и дело свято
(Чтоб потом — на пьедестал!)
И — «У-ра!» — пошло над плесом
С перемычки и с утесов,
И ударили гудки,
Разрывая воздух стылый,
Обнимались там, на стыке
Покорители реки.
А река под их ногами
Билась слепо ручейками —
Зея, ну теперь держись!
Ты еще взревешь турбинно,
Чтобы мощь твою рубильник
Подключил на коммунизм!
2. * * *
Оркестр замолк, угасли речи
Над гладью укрощенных вод.
Уже иному дню навстречу
От Зеи двинулся народ.
Уже, спеша, начальник стройки
Гостей высоких провожал.
Меня ж — как будто голос строгий
У котлована задержал.
Как будто, ото всех в сторонке,
Хотелось, точно на меже,
Испить минуточки негромкой
Моей взволнованной душе.
Внизу дорогой обновленной,
Уже отныне на века,
Поверх механики бетонной
Катила тихая река.
И мысль пришла, как бы некстати,
Без связи видимой прямой:
Не так ли время ходко катит
Поверх Истории самой?
И в то же самое мгновенье
Свершила память свой вираж,
Напомнив тот,
о затопленье
В газете местной репортаж.
Писалось в нем, что перед тем как
Заполонить воде нутро,
Туда веселый кто-то «в темпе»
Доставил с краскою ведро.
Хотелось каждому — ведь строил! —
Там расписаться от души,
Хоть было ясно:
Зея скроет,
И тут — пиши иль не пиши...
И словно бы туман растаял —
И вот он, близок и знаком,
Солдат
выводит на рейхстаге
Свою фамилию штыком.
Он шел сюда от Сталинграда,
Чтоб расписаться под чертой...
Ее заделали, как надо,
Ту роспись, краской непростой.
Но тот солдат, как есть — обычен,
Ее в трудах превыше сил
Такою славой возвеличил,
Такою кровью оплатил,
Что никакой гранит не скроет,
Не смоет никакой водой!
Затри — она проступит кровью.
Разбей — она взойдет звездой!
Так думал я. А солнце ровно
Всходило в полдень.
И, вольна,
Поблескивала Зея — словно
Светились надписи со дна...
3. * * *
Прошу:
не верьте болтовне,
Что я средь улиц Зеи
Болтался в поисках жене
На платье бумазеи.
И более — не оттого,
Что, измотавшись люто,
Искал для сердца своего,
В конце концов, — уюта.
Есть для того иной приход,
Хотя и богохульный,
Но там
так трепетно цветет
На столиках багульник!..
В снегу районный городок
И, как зима, печален —
И парк, и этот уголок,
Где местный дом печати...
Ах, Зея! Как тебе к лицу
Лик лиственницы грустной
Среди домов — венец к венцу,
С резьбою безыскусной.
Как красят эти кружева
Полпредов предков наших!
Наверно, был он голова,
Мастеровой Елташев.
Он трудно жил и не спеша,
Как жизнь его крутила.
Но как скреблась внутри душа,
Все выхода просила!
Он ставил сруб, как есть — литой,
На радость домочадцам,
И вот — карнизик под стрехой,
Такой — чтоб любоваться.
Такой, чтоб самому потом,
Измаявшись в извозе,
Вдруг замереть, завидев дом,
Сняв шапку на морозе.
И впрямь, как вздох души живой,
Был росчерк тот простецкий
Меж синевой над головой
И суетой житейской.
Не от того ли, может стать,
На нас, таких ученых,
И вдруг
нисходит благодать
От завитков точеных?
И замирает (объясним
Подобный факт едва ли)
Перед карнизиком резным
Поклонник вертикали.
И вот, под речи свысока
(Тут ушки — на макушку!)
Сама
в блокнотике рука
Рисует завитушки.
И вкривь, и вкось да по кривой...
Все это блажь пустая:
Кривых излишеств мировой
Стандарт не допускает.
И там, где путался впотьмах
По переулкам бражник,
Поправ права на терема,
Возник пятиэтажник.
Но, эру новую открыв,
Средь старины щемящей
Он безобразен,
словно взрыв
Средь заповедной чащи!
Он скорбен, словно пантеон
Мечты, убитой сметой...
А рядом, средь могучих крон,
Другой поселок — Светлый.
Знать, ценят люди красоту
(Не просто — на потребу...),
Коль выложили по хребту
Себе ступеньки к небу!
Поселок тот средь тихих рощ
Прижился так любовно!
Нас убеждая в том,
что мощь —
Отнюдь не бездуховна.
4. * * *
Стих мой, бойся укора острого,
Слов захватанных избеги...
Но поистине —
белым островом
Плыл поселок среди тайги.
Я вошел в него с тайным трепетом
В изначалье большого дня —
И деревья
душевным лепетом
Обнадеживали меня.
Удивленные птицы глазели,
Шла девушка — цветок в руке.
Утопала старая Зея
В дымке утренней вдалеке.
Всплыло солнышко на лазури...
А подумалось: надо быть
Архи-дурой
архитектуре,
Чтоб такое не полюбить!
А средь лиственниц
краны с робостью,
Или чем-то удивлены,
Стрелы вскинули,
точно хоботы,
Неожиданные, как слоны.
Капли росные бились оземь,
Свежесть утра, травинок дрожь...
Красота...
Перед нею бульдозер
Занесенный отводит нож.
Знать, пришли времена такие,
Знать, неплохо живет народ,
Коль
железная индустрия
Друга в дереве признает!
Что мне шепчет вода живая?..
Все брожу, брожу
и молчу.
И щекой к стволу прижимаюсь —
Так прижиться я здесь хочу!
И в душе своей
непоклонной
Сохраню до последних дней
Четкость линий
железобетонных
В нежной путанице ветвей...
5. * * *
Шапочным вышло знакомство —
Такая эпоха!
— Вы, — подсказала, —
На стройку ко мне приезжайте...
— Это неплохо, — сказал я, —
Не чуя подвоха, —
Как вас найду я?
— А вы, — говорит, — поспрошайте...
Утречком рано
Я выехал из «Соктахана»
(Как мне в гостинице этой жилось
По-домашнему просто!
Как говорилось
Под чай, за горячим стаканом,
И, разумеется,
ради знакомства,
Под «по сто»...)
Я «поспрошал» —
И ответил мне сварщик несложно:
— А над тобою! —
И сам отвернулся культурно.
Тут и увидел я
На высоте невозможной
Клетку,
прибитую ветром
К опоре ажурной...
Эй, крановщица!
Эгей, поднебесная птица!
Мне — не обняться,
Мне — словом с тобой обменяться!..
Как бы ко мне вам
Спуститься?
Или же мне к вам
Подняться?
Выпало мне...
(Я прошу вас: не лазьте на краны!)
— Здравствуйте! — вымолвил
И с удивлением замер:
Дымкой окутанный,
Мир открывался бескрайне
И воспарял,
Ограниченный лишь небесами...
— Что, непривычно? — спросила.
— Нет, просто отлично!..
Что-то, не помню, смущаясь,
Еще говорил я...
Было невзрачным
Ее оперение птичье,
Руки ж скользили
согласно,
Как легкие крылья.
Даже в спецовочке грубой
Была она хрупкой
В этом соседстве
С педалями и рычагами...
— Вы мне ответьте,
Воробышек или голубка,
Как же отныне с домашними быть
Очагами?
— Как с очагами? —
Она повторила, не глядя. —
С мужем — на стройке,
Потомка шкодливого — в ясли... —
И рассмеялась,
Тряхнув золотистою прядью:
— Ах, вы не бойтесь!
Очаг не от этого гаснет...
— Вы же, — сказал я, —
Подходите чисто практически!
Птица вздохнула:
— Давно не ходила на танцы я!..
И улыбнулась:
— Очаг-то у нас —
электрический!
Чтоб не погас,
вот и строю я
Электростанцию...
Вот озорница какая ты,
Птица-синица!
Солнце трудилось,
Разбуженный край украшая...
Что ей ответишь?
И мне оставалось проститься.
— Вы не заблудитесь?
— Нет, ничего. Поспрошаю...
6. * * *
Мой критик, мой родной!
Приятель мой и душка!
Опять ты надо мной
Все с той же колотушкой.
Чем омрачен пастух,
Чей слух свирельно тонок?
Вновь резануло слух
Шипенье шестеренок?
Опять: «Иди учись,
Не выражайся грубо...»
А может быть, мне жизнь
Повыкрошила зубы?
Опять: «Зачем, болван,
Пренебрегаешь высью?
Спустился в котлован...
С какою глупой мыслью?»
Родимый, не бледней!
Сквозь грохот, гвалт и скрежет
Отсюда мне видней,
Как птица небо держит...
Побродим (рад помочь)
Средь чащи арматурной.
Смотри, какая мощь!
Как это все культурно!
Все остальное ложь...
А это же прелестно,
Когда на «как живешь?»
В ответ кричат: «Железно!»
Тут каждый знаменит,
Здесь дышит жизнь органно,
И, как струна, звенит
Трос башенного крана.
И, жесткий грунт кайля,
Я рядом с ними — крайний...
А где душа моя?
Во-о-н! Птахою на кране.
7. * * *
Вьется дорога шнурком от ботинка,
Бабочкой
на рукаве Тукурингры
Спит городок.
Бредит в ночи невидимка-плотина,
Только огни проступают пунктирно,
Как поясок.
Бредит она электрическим током,
Бродит луна в небесах одиноко —
Око из тьмы.
Бредит плотина средь сора и срама —
Та, что с тобой из житейского хлама
Склеили мы.
Ниже плотины — река обмелела,
Ниже плотины — любовь отболела...
И умерла?
Выше плотины — морская безбрежность,
Выше плотины — скорбящая нежность...
Не помогла.
Кто нам подскажет, какое решенье?
Жить, уповаючи на воскрешенье
Или ко дну?
Веровать в то, что всегда неизменно,
Зная,
Что как это несовременно —
Выть на луну?..
Надо же было случиться такому!
Надо же было к чему-то простому
Чувства питать.
Мы же питали к тому, что витает,
А оказалось —
То воронов стая...
Что ж тут роптать.
Звезды колышутся
В медленной Зее —
Кто-то надеждою поле засеял —
Вдруг уродит?
А надо мной,
Над вершинами сопок,
Весело путая все гороскопы,
Спутник летит.
Что ж, загадаю на спутник летящий!
Что, непутевому, может быть слаще
Зова светил.
Вон на ладони пространства ночного
Линию жизни
Легко и рисково
Он прочертил.
8. * * *
Нас вверх по Зее уносил проворно
На крылышках подводных теплоход,
И странно было видеть, как упорно
Плотина погружалась в толщу вод.
И было как-то весело в салоне,
По-родственному, как рука в руке,
Как будто не в салоне, а на лоне
Природы, на роскошном бережке.
И над рекой, обросшие щетиной,
Свисали крутолобо берега,
И раздавалась в ширину теснина,
И, словно к устью, ширилась река.
Лети себе легко и безрассудно!
А там, за поворотом, впереди
Такая даль угадывалась смутно,
Что холодок покалывал в груди.
Но, возбужденный безрассудства хмелем,
Опасным ускорением крови,
Я все ж заметил: явно погрустнели
Веселые попутчики мои.
И мой сосед, смешливый и дотошный,
Что погрузился чуть навеселе,
Вдруг произнес: — Утопла Филимошка,
А я, брат, свадьбу справил в том селе...
Когда ж с разбега врезалась «Ракета»
В топляк плывущий бешеным крылом,
Я тоже отрезвел и незаметно
Настроился на мысли о былом.
И, вылезши по случаю починки
На палубу, увидел пред собой,
Как, словно вешки, лиственниц вершинки
Неслышно колыхались над водой.
Кружились на воде венки из пены...
И, призван с прошлым нить соединить,
Подумал я, что времечко приспело
Могилки дорогие посетить.
Как будто что-то — что, и сам не знаю —
В душе моей пошло наперекос.
А тут над ухом:
— Красота какая!..
Вдруг кто-то восхищенно произнес.
Я вздрогнул и откликнулся: — Не жалко? —
И на воде его качнулась тень.
— А мне-то что? Ни холодно, ни жарко...
И вправду был такой покойный день.
В такие дни незнобкие под осень
Покойников способно хоронить...
Не оживить, когда под корень скосит.
Чего нельзя, того не сохранить.
Не укротить потока бурной жизни!
И данный вид собою означал
Простор для созиданья и туризма,
Но и при этом — душу омрачал.
Понятно все, но я не из бетона,
Чтоб на дороге памяти лежать
Запрудою.
Я не могу без стона
Родимых в путь последний провожать!..
Как долго же листвянка, так щемяще
Махала вслед нам, виделась пока.
Как матери, навеки уходящей,
В напутствии прощальная рука...
9. * * *
Что же ты разгрустился позорно,
Созидатель, поникнувший весь
Под «Магирусов» грохот мажорный
У фундамента станции Зейск?..
Написала жена его Настя:
Мол, неужто же думаешь ты,
Что сейчас вот для полного счастья
Не хватает мне лишь мерзлоты?..
Мерзлота голубела цветами,
И, сверкающая, как змея,
Вся поблескивая озерцами,
Извиваясь, ползла колея.
Он сказал мне, ссутуливши плечи,
Озерцо вымеряя прутом:
— Мерзлоту колесом покалечишь —
Не залечишь уже нипочем.
Не засыплешь потом, не замажешь,
Не насытишь утробу болот.
И не сам человечек, а даже
Стройка века в болота уйдет...
И открылось тогда мне впервые,
Что мерцают с худого лица
Синей болью глаза горевые,
Как мерзлотные те озерца...
А стояла такая погода —
В самый раз побродить босиком.
Бабье лето
так щедро природу
Одаряло остатним теплом.
Мы бруснику по мшистому насту
Выбирали меж реденьких трав.
Отдавала брусника
лекарством,
И казалось, что был он не прав...
10. * * *
Расположившись дружеским кругом
У пожитков нехитрых своих,
Уроженцы горячего юга
Открывали одну на троих.
Ну а я, на правах ротозея,
Ожидая машину на ГЭС,
— Что, ребята, вы тоже на Зею? —
Простодушно в заботы их влез.
Повернулись они, усмехнулись,
И один — до чего же оброс! —
— Мы-то с Зеей
уже разминулись, —
С неохотой большой произнес.
А потом — сорвались!
И сердито
Загалдели вдруг наперебой:
Дескать, хватит. Со стройкою квиты.
И — пора, ребятишки, домой...
С настроением явно подавленным
Слушал я — и чего так орут?
Уезжают ребята в Молдавию
(А на стройке б сказали «бегут»).
Расквитались ребята со стройкой,
Ты их, стройка, обратно не жди...
Ну а стройке подай
водостойких,
Потому что на стройке дожди.
И когда я осваивал кратер
В арматурной чащобе на дне,
Их слова,
как включенный вибратор,
Отдавались боляще во мне:
— И за эти-то гроши? Простите!..
Зея может простить, ей не в стыд.
Вы летите, ребята, летите.
Да Молдавия вас не простит.
Потому и жалею вас, зная,
Как она под великой грозой
Прикипела к амурскому краю
Несгорающим сердцем Лазо.
И поверьте — в смертельной пороше
Различая грядущие дни,
Видел он, извините, не «гроши» —
Гидростанции Зейской огни!
А словесная та перепалка
Не закончилась, чтоб — по рукам...
Не доспорили.
Так было жалко!
Жаль, что в разные стороны нам...
11. * * *
Словно бы по отсчету кукушки,
По заказу, в назначенный срок,
Вдруг взошел на бетонной опушке
В красной шапочке этот грибок.
Как там люди усердно хлопочут!
И, заботой людскою храним,
Что-то он, несмышленыш, лопочет,
Только им и понятно одним.
Ну а мне из мороки житейской
Даже как-то представить невмочь,
Что в себе этот первенец зейский
Затаил богатырскую мощь.
И взойдя под руками рабочих,
Что и ласковы так, и сильны,
Вон — смотрите! — зажег огонечек,
Что заметен на карте страны...
Он работал легко и усердно.
Все же,
сквозь микропору подошв,
Достигая не разума — сердца,
Пробивалась неясная дрожь.
Видно, силы под ним водяные
Вымещали на лопастях злость.
Или были ремни
приводные
На земную накинуты ось?
Толку что — уповать на молитвы?!
Пусть вращается ротор быстрей!
Чтоб в искрящемся поле магнитном
Поле Родины стало щедрей!
Мы еще убедимся воочью:
Выше нету его правоты.
Ведь не зря ж
положительный очень
Сердце греет заряд доброты.
Скажет скептик, мол, судишь огульно.
Но с чего же — средь зимнего дня! —
В десять веточек
зейский багульник
Вдруг расцвел на столе у меня?..
12. * * *
Гудел агрегат под нагрузкой,
Спешил к потребителям ток.
А в клубе по случаю «пуска»
От песен дрожал потолок.
Ах, праздник — для сердца подарок,
Светло окрыляющий нас!..
В волненьи
электрогитара
Срывалась вдруг в электротранс.
А то барабан вдруг стаккато
Взрывался, забывшись в игре,
Как будто вся мощь агрегата
В его клокотала нутре.
Но вышла на сцену певица
(А голос пронзительно тих) —
Соседке моей,
крановщице,
Поведать о бедах своих.
А вот уже — мастер пародий,
И следом за ним — плясуны...
Хохочет бетонщик напротив,
Хохочут его пацаны.
Давай, мол! Ладоней избитых
В награду не жалко ничуть!
Не жалко,
коль в сердце избыток
Внезапно открывшихся чувств.
Пред номером оригинальным
Все замерли, восхищены...
То хохот накатит
повальный,
То гулко — накат тишины.
Искусство сквозь чащу коллизий
Житейских
способно промять
Тропинку, чтоб запросто сблизить
И в возрасте нас уравнять.
Хотя и, лишенные позы
На этом параде утех,
Одни вот — смеются сквозь слезы,
Другие же — плачут сквозь смех.
Здесь клуб не для сборов подушных.
И, видно, большой жизнелюб
Значительно так и нескучно —
«Ровесник» — назвал этот клуб.
Как видно, народ здесь не пресный,
Коль вот, в назиданье другим,
Построил жилище
для песни
С хорошим названьем таким.
13. * * *
Вот где
вернуться мне нынче дано
К спору о славе...
А под ногами
шуршит неземно
Смерзшийся гравий...
Спорили
в поисках тайных глубин,
Артезианских...
Надвое фарами
МАЗ разрубил
Мир марсианский.
Звезды,
не зная земной маеты,
Смотрят лукаво.
И под какой —
догадаешься ты? —
Вызреет слава?
Вон,
обнажив мирозданья каркас,
В темени скрытый,
Вспыхнула новая —
словно алмаз
Из кимберлита.
Ты ли причастен
этой звезде,
Зыбко манящей?..
Это работает
на высоте
Электросварщик.
В ночь подниматься
в морозную высь
Кто приневолил?..
Может быть, славы
загадочный смысл
Не в ореоле?
Что там в основе —
расчет или риск? —
Этого «смысла»?
Небо
в прожогах от сварочных брызг
Низко нависло.
Резок —
склонился над ним и ослеп! —
Нимб электрода...
Может быть, славе
простое, как хлеб,
Имя — Работа?
Может,
не ведая даже о том,
Денно и нощно
Слава
замешивает
бетон
Круто, чтоб — прочно?
Больно прикусывая губу
И некартинно —
Словно замешивает
судьбу
В тело плотины!
Можно ли жизнь свою
крепче связать
С делом достойным?!
Слава тебе,
если вправе сказать:
— Я ЭТО строил.
Чтоб на краю,
когда жизни — в обрез,
Думалось сладко,
Что воплотилась
в мощную ГЭС
Жизнь без остатка.