1. Праздник в страду
Как дорог мне и люб до гроба Тот дух, тот вызов удалой В труде. В страде, В беде любой, — Тот горделивый жар особый, Что — бить, — так бей, А петь, — так пой!... А. Твардовский. „За далью — даль“
Было все, как по заказу:
Даль, насквозь открыта глазу, —
Голубое с молоком;
Свет неярок и рассеян,
И потягивало с Зеи
Тем, предзимним холодком.
И с утра вдоль Зеи, к створу,
Шумно, празднично и споро
Тек и тек поток живой:
Прихватив сынов и дочек,
Шел монтажник и бетонщик —
Гордый люд мастеровой.
Мастера... Народ неброский,
Но одеты не без лоска —
Что ботинки, что пиджак...
Но средь них иной зевака
По одежке — одинаков,
А присмотришься — чужак.
Парень вот — и тих, и вежлив,
Но типично неприезжий
По особой стати той,
Как идет вразвалку, сочно —
Словно пробует на прочность
Эту землю под ногой!
Разбираться начинаю:
Ведь земля-то — насыпная!
Он — уже который год! —
Намывал ее, родную,
На ветру на стылом днюя
И ночуя, коль прижмет.
Для плотины? Для плотины.
Заплатили? Заплатили —
«Тети-мети», дунул — нет.
Но, смиряя зейский норов,
Для себя намыл опору
Он с запасом на сто лет!
Это был такой экзамен!
Но какой сложил фундамент
Он под жизнь свою зато!..
Был бы ты умен да кряжист —
Жизнь еще навалит тяжесть —
Упереться бы во что!..
Со штабной высокой башни
Открывался день вчерашний:
Котлован, быки, мосток...
С двух сторон застыли плесы,
И в проране безголосо
Бился бешеный поток.
Натянулось время тонко,
И капризного ребенка
Уговаривала мать:
— Ну, не плачь!
Ведь ты мужчина!
Подожди, сейчас машины
Будут камушки кидать...
«Приступить!» — из штаба тут же —
Угодить мальчонке нужно? —
Хрипло брошен был приказ.
Весь в плакатах, тих и кроток,
Взвыл на полных оборотах
У прорана первый КрАЗ!
С полной выкладкою, ладно
Развернулся чуть парадно
И пошел на Зею задним
(Зея, ты не обессудь!)
И на самом на откосе
Поднатужился — и сбросил
Глыбу в гибельную муть.
Брызги веером взметнуло,
Словно глыбой той замкнуло
В желтой глуби провода.
И откликнулся — под током! —
Берег весь единым вздохом,
И в разгар пошла страда.
А толпа поднапирала —
Под колеса самосвалов! —
Любопытно — хоть убей!
И выкрикивал над нами
Хриплым голосом динамик:
«Уберите же людей!»
А в сторонке, на припеке,
Под стернею рыжей щеки,
Под шапчонкой волос бел —
Дед стоял, напружив выю,
И на все дела мирские
Немигаючи глядел.
Он о чем, сутулый, тощий,
Потрясенный этой мощью,
Думал, зейский старожил?
Разобраться ли пытался?
Или с чем-то расставался,
Чем так трудно дорожил?
Здесь, на матушке на Зее,
Он охотился и сеял.
Он — хозяин. Мы — в гостях.
Кожей, сорванной с затылка,
Сердцем, выстуженным пылко,
Болью в ломаных костях —
Помнит он ее, паскуду,
Ей, владычице, подсудный.
Ну, а жизни-то — в обрез.
Нынче ж вот она — плотина,
Значит, крест на все стремнины
(И на молодости — крест?..).
Как тебя река мотала,
Словно был ты из металла,
Глупый парень имярек!
Чтоб вдолбить в башку тупую
Эту истину простую:
«Паря, ты ж ведь — человек!»
Жизнь твоя текла полого,
Стала — Зеей на порогах, —
Черту б голову свернул!
И с жестокой зейской страстью —
Страх в кулак, а сердце настежь —
В революцию нырнул...
Продолжалось перекрытье:
В ритме строгом, чтоб — без прыти,
Неуклонно дело шло
(Хоть поток еще был грозен
И заносчивый бульдозер
Отломил свое крыло...).
Как вас бьют и учат реки,
Люди, люди — человеки,
Чтобы всё — наверняка!
Словно б так и было сроду:
Вы — энергию народу,
Вам энергию — река.
Вот законный сын эпохи,
Сам начальник стройки Шохин —
В нем напора — за троих!
Словно б в нем умно запрятан
(Вот хитрец!)
аккумулятор —
Электричество в крови!
В ней — порывы вьюжной пляски,
Ледяной сквозняк ангарский,
Той, большой плотины ток.
Там он так «подзарядился» —
Точно заново родился,
Чтобы Зею — поперек!..
Он летит вперед пружинно
В грозном грохоте машинном,
Как река на быстрине!
Весел взгляд, а шаг широкий,
Ритм «отмахивая» стройке
(А быть может, и стране?).
Но пока мы — суть да дело,
Рать машинная гремела
В брызгах, копоти, в пыли,
Хоть не так уже и браво
Бригадиры — левый с правым —
Эту рать вперед вели.
Но уже в людском заторе
Теле-,
фоторепортеры
С помощью локтей и плеч
Пробивались ближе, к кромке,
Чтобы, выбрав «точку съемки»,
Все, как есть, запечатлеть.
Выбрать «точку» — вот загвоздка!
Чтобы правда вся, без лоска,
А за ней — зари полоска...
Перспектива чтоб видна!
И подумалось с обидой
Мне о грешных нас, кто видит
Жизнь нередко из окна.
С этой «кочечки» обзора
Перспектива — до забора,
И в столице, и в селе.
Вон сидит в окне домашнем —
Терпелив, как червь бумажный,
С тяжкой думой на челе.
Тишь да гладь, к тому ж тверезый,
И конечно, музы, грезы
Не обходят и его:
Даль... Мужик... Петух на прясле...
Ерунда на постном масле...
Впрочем — мало ли чего!
А сквозь этот мощный рокот
Кто услышит райпророка,
Твой писклявый голосок?
Докричится, может, Муза,
Ну, до местного Союза
И — в песок.
И в песок да с тем и канет...
Но уже «последний» камень,
Как резерв, вводили в бой.
В тишине, столь непривычной,
С ним отъехал к перемычке
Самосвал передовой.
Исторически торжествен,
Бригадир широким жестом
Камню место указал.
И скользнул он вниз покато,
Сверху — плюх! И дело свято
(Чтоб потом — на пьедестал!)
И — «у-ра!» — пошло над плесом
С перемычки и с утесов,
И ударили гудки,
Разрывая воздух стылый.
Обнимались там, на стыке,
Покорители реки.
А река под их ногами
Билась слепо ручейками —
Зея, ну теперь держись!
Ты еще взревешь турбинно,
Чтобы мощь твою рубильник
Подключил на коммунизм!
2. Автограф на камне
Оркестр замолк, угасли речи
Над гладью укрощенных вод.
Уже иному дню навстречу
От Зеи двинулся народ.
Уже спеша начальник стройки
Гостей высоких провожал.
Меня ж — как будто голос строгий,
У котлована задержал.
Как будто, ото всех в сторонке,
Хотелось, словно на меже,
Испить раздумности негромкой
Моей взволнованной душе...
Внизу дорогой обновленной,
Уже отныне на века,
Поверх механики бетонной
Катила тихая река.
И мысль пришла, как бы некстати,
Без связи видимой прямой:
Не так ли время ходко катит
Поверх Истории самой?
И в то же самое мгновенье
Свершила память свой вираж,
Напомнив тот,
о затопленье
В газете местной репортаж.
Писалось в нем, что перед тем как
Заполонить воде нутро,
Туда веселый кто-то «в темпе»
Доставил с краскою ведро.
Хотелось каждому — ведь строил! —
Там расписаться от души,
Хоть было ясно:
Зея скроет,
И тут — пиши иль не пиши...
И словно бы туман растаял —
И вот он, близок и знаком,
Солдат выводит на рейхстаге
Свою фамилию штыком —
Пропахший порохом и каска
На нем в пометах пулевых...
Потом затрут особой краской
Его автограф от живых.
Но тот солдат, как есть — обычен,
Ее в трудах превыше сил
Такою славой возвеличил,
Такою кровью оплатил
Что никакой гранит
не скроет,
Не смоет никакой водой!
Затри — а он проступит кровью.
Разбей — а он взойдет звездой!
Так думал я.
А солнце ровно
Всходило в полдень. И, вольна,
Поблескивала Зея — словно
Светились надписи со дна...
3. Прогулка по старому городу
А кто поверит болтовне,
Что я по старой Зее
Болтался в поисках жене
На платье бумазеи?
Я днями жил, кружа, спеша,
По графику Гэсстроя,
И возопила вдруг душа,
Потребовав покоя...
В снегу районный городок
И, как зима, печален —
И парк, и этот уголок,
Где местный дом печати.
И только в дальнем терему,
В бору звенела школа,
Та, что Коптяеву саму
Учила так толково.
Ах, Зея!
Как тебе к лицу
Лик лиственницы грустной
Среди домов — венец к венцу,
С резьбою безыскусной!
Как предки, ладя кружева
За красоту радели!..
Наверно, был он голова,
Мастеровой Бардеев.
И замирает —
объясним
Подобный факт едва ли —
Перед карнизиком резным
Поклонник вертикали.
А предок — что?
Душа чиста,
Хоть кое-где и пятна,
И только вертикаль креста
Была ему понятна.
Он ставил сруб, как есть — литой,
В угоду домочадцам,
К нему — карнизик под стрехой,
Такой — чтоб любоваться.
Такой — чтоб самому потом,
Измаявшись в извозе,
Вдруг замереть, завидев дом,
Сняв шапку на морозе.
И впрямь, как вздох души живой,
Был этот росчерк детский
Меж синевой над головой
И суетой житейской.
И не с того ли, может стать,
Вселенной увлеченных,
Нас осеняет благодать
От завитков точеных?
Когда,
немыслимо легка
И лишь мечте послушна,
Сама в блокнотике
рука
Рисует завитушки.
И вкривь, и вкось, да по кривой —
Но это — блажь пустая:
Кривых излишеств
мировой
Стандарт не допускает!
И там, где путался впотьмах
По переулкам бражник,
Боками сдвинув терема,
Встал дом пятиэтажный.
Но эру новую открыв,
Средь старины щемящей
Он не естествен.
Он — как взрыв
Средь заповедной чащи!
Так вот что может натворить
Вражда нужды со сметой!..
Но вон под солнышком горит
Другой поселок — Светлый.
Знать, ценят люди красоту
(Не просто — на потребу...),
Коль выложили по хребту
Себе ступеньки к небу!
Поселок тот
средь тихих рощ
Прижился так любовно!
Нас убеждая в том,
что мощь —
Отнюдь не бездуховна.
4. Встреча
Он открылся нежданно веселым,
Вниз сбегающим под уклон,
Словно это
и не поселок —
Яхта белая среди волн.
Я вошел в него с тайным трепетом
В изначалье большого дня,
И деревья
душевным лепетом
Обнадеживали меня.
Удивленные птицы глазели,
Шла девчушка — цветок в руке.
Утопала старая Зея
В дымке утренней вдалеке.
Всплыло солнышко на лазури...
И подумалось: надо быть
Архидурой
архитектуре,
Чтоб такое не полюбить!
А средь лиственниц
в час нехлопотный
Краны, словно удивлены,
Стрелы вскинули,
точно хоботы,
Неожиданные, как слоны.
Капли росные бились оземь,
Свежесть утра, травинок дрожь...
Красота...
Перед нею бульдозер,
Занесенный, отводит нож.
Знать, пришли времена такие,
Знать, неплохо живет народ,
Коль
железная индустрия
Друга в дереве признает!
Что мне шепчет вода живая?..
Все брожу, брожу
и молчу.
И щекой к стволу прижимаюсь —
Так прижиться я здесь хочу!
И в душе своей
непоклонной
Сохраню до последних дней
Четкость линий
железобетонных
В нежной путанице ветвей...
5. Рассказ молодого штукатура
Мы сидим,
ногами побалтываем,
Будто «па» на лесах отрабатываем,
Озорно девчатам кричим.
У девчат
раствор под руками —
Знай помахивают мастерками,
Ноль внимания на мужчин.
Мы вниманием
не избалованы,
Не изнежены, не целованы...
Где там, черт побери, раствор!!
Отпускаем шуточки желчные:
Где, мол, женщины,
ваша женственность,
Ручки-лебеди, томный взор?
Комбинезоны ли
мешковаты,
Или сами вы все горбаты?..
Вдруг все шуточки —
на тормоза!
Распрямилась одна
усмешливая —
И сверкнули грозою вешнею
Ослепительные глаза!
Усмехнулась:
какие, мол, глупые,
И с ухмылочкой взгляд потупила,
А у ног ее — мастерок...
Не встаем мы, нет —
мы срываемся!
И, сшибаясь лбами, склоняемся
У измазанных глиной ног...
6. Новый дом
Последний мусор вынесен
Из дома за порог.
Остались в доме вымыслы
Девчонок-маляров.
Измазанные,
рыжие —
Они давно ушли.
Лишь сквозняки охрипшие
И больше — ни души.
Беленый
и покрашенный,
Веселый и ничей...
Еще не знают скважины
Сквалыжников-ключей.
Ни коврики,
ни слоники
Еще не взяли в плен
Полов
и подоконников
И выглаженных стен....
А в окнах —
солнце полное,
Лучи кипят столбом!
Пусть мелкое
и вздорное
Минует этот дом,
Где и в полах,
и в извести,
И в кухонной плите
Заложен принцип
близости
К великой чистоте.
Ну, как такую выпачкать
И опорочить — как?..
Я перед ней
на цыпочки
Перевожу свой шаг.
По половицам крашеным,
Стыдясь, я выхожу —
Вчерашнее
из завтрашнего
Дома
выношу...
7. Птица
Шапочным вышло знакомство —
Такая эпоха!
— Вы, — подсказала, —
На стройку ко мне приезжайте...
— Это неплохо, — сказал я, —
Не чуя подвоха, —
Как вас найду я?
— А вы, — говорит, — поспрошайте...
Утречком рано
Я выехал из «Соктахана»
(Как мне в гостинице этой жилось
По-домашнему просто!
Как говорилось
Под чай, за горячим стаканом,
И, разумеется,
ради знакомства,
Под «по сто»...).
Я «поспрошал» —
И ответил мне сварщик несложно:
— А над тобою! —
И сам отвернулся культурно.
Тут и увидел я
На высоте невозможной
Клетку,
прибитую ветром
К опоре ажурной.
Эй, крановщица!
Эгей, поднебесная птица!
Мне — не обняться,
Мне — словом с тобой обменяться!..
Как бы ко мне вам
Спуститься?
Или же мне к вам
Подняться?
Выпало мне...
(Как я лез — пусть останется в тайне.)
— Здравствуйте! — вымолвил
И с удивлением замер:
Дымкой окутанный,
Мир открывался бескрайне
И воспарял,
Ограниченный лишь небесами...
— Что, непривычно? — спросила.
— Нет, просто отлично! —
Что-то, не помню, смущаясь,
Еще говорил я...
Было невзрачным
Ее оперение птичье,
Руки ж скользили
согласно,
Как легкие крылья.
Даже в спецовочке грубой
Была она хрупкой
В этом соседстве
С педалями и рычагами...
— Вы мне ответьте, воробышек
Или голубка,
Как же отныне с домашними быть
Очагами?
— Как с очагами? —
Она повторила, не глядя, —
Мы — на работу,
Потомка шкодливого — в ясли... —
И рассмеялась,
Тряхнув золотистою прядью:
— Ах, вы не правы!
Очаг не от этого гаснет...
— Вы же, — сказал я, —
Подходите чисто практически! —
Птица вздохнула:
— Давно не ходила на танцы я!.. —
И улыбнулась:
— Очаг-то у нас —
электрический!
Чтоб не погас, вот и строю я
Электростанцию...
Вот озорница какая ты,
Птица-синица!
Солнце трудилось,
Разбуженный край украшая...
Что ей ответишь?
И мне оставалось проститься.
— Вы не заблудитесь?
— Нет, ничего. Поспрошаю...
8. Летний дождь
Светлы твои проказы,
Летний дождь!
Серебряная искренность дождинок
Вступила
С фальшью пыли в поединок —
И грязь стекает,
Словно с правды — ложь.
Смеется дождь:
Закончил столько дел!
Промыты окна, словно к новоселью,
Стал каждый тополь
Нестерпимо зелен
И каждый человек — помолодел.
Вот так, вот так,
Всем бедам вопреки,
И злу — назло,
И ссорам неминучим,
С той верностью,
Как туча — дождь сыпучий, —
Прошу тебя,
Ты нежность береги.
Вот так, вот так, —
Любимая, молю! —
Когда душа,
Как поле в зной палящий,
Ты этот «дождь»,
Целительно бодрящий,
Пролей на буйну голову мою!
9. Дорога
Кружится мир воронкою бездонной.
И я опять на Тыгду в скором мчу.
Молчит сосед купейный отчужденно.
Молчит еще. И я пока молчу.
Но вот он папиросу вынимает
И спрашивает:
«Можно прикурить?..»
Но я-то вижу, я-то понимаю,
Что хочется ему поговорить.
Поговорить — что хлебом поделиться!
И значит, перейдя души порог,
Во мне, случайном,
как бы поселиться
На некий неопределенный срок.
Я открываю двери «новоселу»:
Входи, входи,
я рад тебе — селись...
И, как поленья, пламенем веселым
Слова беседы нашей занялись.
Слова — дрова. Им полыхать невечно...
И может быть, не стану я жалеть,
Когда исчезнет тихо и беспечно
Души сугубо временный жилец.
Уйдет — как из вагона на перрон...
Но вот однажды, в час осиротелый,
Почую: а на сердце потеплело!
И вдруг пойму, что возвратился он.
10. Створ прощания
Нас вверх по Зее уносил проворно
На крылышках подводных теплоход,
И странно было видеть, как упорно
Плотина погружалась в толщу вод.
И было как-то весело в салоне,
По-родственному, как рука в руке,
Как будто не в салоне, а на лоне
Природы, на роскошном бережке.
И над рекой, обросшие щетиной,
Свисали крутолобо берега,
И раздавалась в ширину теснина,
И, словно к устью, ширилась река.
Лети себе легко и безрассудно!
А там, за поворотом, впереди
Такая даль угадывалась смутно,
Что холодок покалывал в груди.
Но возбужденный безрассудства хмелем,
Опасным ускорением крови,
Я все ж заметил: явно погрустнели
Веселые попутчики мои.
И мой сосед, смешливый и дотошный,
Что погрузился чуть навеселе,
Вдруг произнес: — Утопла Филимошка,
А я, брат, свадьбу справил в том селе...
Когда ж с разбега врезалась «Ракета»
В топляк плывущий бешеным крылом,
Я тоже отрезвел и незаметно
Настроился на мысли о былом.
И выбравшись по случаю починки
На палубу, увидел пред собой,
Как, словно вешки, лиственниц вершинки
Неслышно колыхались над водой.
Кружились на воде венки из пены...
И, призван с прошлым нить соединить,
Подумал я, что времечко приспело
Могилки дорогие посетить.
Как будто что-то, что — и сам не знаю —
В душе моей пошло наперекос.
А тут над ухом:
— Красота какая! —
Вдруг кто-то восхищенно произнес.
Я вздрогнул и откликнулся: — Не жалко? —
И на воде его качнулась тень.
— А мне-то что?
Ни холодно, ни жарко... —
И вправду был такой покойный день.
В такие дни незнобкие под осень
Покойников способно хоронить...
Не оживить, когда под корень скосит,
Чего нельзя, того не сохранить.
Не укротить потока бурной жизни!
И данный вид собою означал
Простор для созиданья и туризма,
Но и при этом — душу омрачал.
Понятно все, но я не из бетона,
Чтоб на дороге памяти лежать
Запрудою.
Я не могу без стона
Родимых в путь последний провожать...
Как долго же листвянка, так щемяще
Махала вслед нам, виделась пока.
Как матери, навеки уходящей,
В напутствие
прощальная рука...
11. Теплая мерзлота
Что же ты разгрустился позорно,
Созидатель, поникнувший весь
Под «Магирусов» грохот мажорный
У фундамента станции Зейск?..
Написала жена ему Настя:
Мол, неужто же думаешь ты,
Что еще мне, для полного счастья
Не хватает твоей мерзлоты?
Мерзлота голубела цветами,
И под солнцем по ней, как змея,
Вся поблескивая озерцами,
Извиваясь, ползла колея.
Он сказал мне, ссутуливши плечи,
Озерцо вымеряя прутом:
— Мерзлоту колесом покалечишь —
Не залечишь уже нипочем.
Не засыплешь потом, не замажешь,
Не насытишь утробу болот.
И тогда не усмотришь — так даже
Стройка века в болота уйдет...
И открылось тогда мне впервые,
Как мерцают с худого лица
Синей болью глаза горевые,
Как мерзлотные те озерца...
А стояла такая погода —
В самый раз походить босиком!
Бабье лето
так щедро природу
Одаряло остатним теплом.
Мы бруснику по мшистому насту
Выбирали меж реденьких трав.
Отдавала брусника
лекарством,
И казалось, что был он не прав...
12. * * *
Расположившись дружеским кругом
У пожитков нехитрых своих,
Уроженцы горячего юга
Открывали одну на троих.
Ну а я, на правах ротозея,
(Ждал, скучая, машину на ГЭС):
— Что, ребята, вы тоже на Зею? —
Простодушно в заботы их влез.
Повернулись они, усмехнулись,
И один — до чего же оброс!
— Мы-то с Зеей
уже разминулись, —
С неохотой большой произнес.
А потом — сорвались!
И сердито
Загалдели вдруг наперебой:
Дескать, хватит. Со стройкою квиты.
И — «пора, ребятишки, домой...»
С настроением явно подавленным
Слушал я — и чего так орут?
Уезжают ребята в Молдавию
(А строители скажут: бегут).
Расквитались ребята со стройкой,
Ты их, стройка, обратно не жди...
Ну а стройке подай
водостойких,
Потому что на стройке дожди.
И когда я осваивал кратер
В арматурной чащобе на дне,
Их слова,
как включенный вибратор,
Отдавались боляще во мне:
— И за эти-то гроши? Простите!.. —
Зея может простить, ей не в стыд.
Вы летите, ребята, летите.
Да Молдавия вас не простит.
Потому и жалею вас, зная,
Как она под великой грозой
Прикипела к амурскому краю
Несгорающим сердцем Лазо.
И поверьте — в смертельной пороше
Различая грядущие дни,
Видел он, извините, не «гроши» —
Гидростанции Зейской огни!
А словесная та перепалка
Не закончилась, чтоб — по рукам...
Не доспорили.
Так было жалко!
Жаль, что в разные стороны нам...
13. Створ высоты
Л. Дроздову
Мне бригадир — бетонщик-ас,
Назначил встречу
Здесь, где плотина поднялась
Хребту по плечи.
Ему, видать, не до гостей —
Неразговорчив,
И сразу видно: на людей
Весьма разборчив.
Но так звенел вокруг простор
И высь светила,
Что подавить в себе восторг
Я был не в силах.
А он же хмурился слегка,
Видать, задело:
Считай, мол, сделали пока
Еще полдела.
Ну, это он уж чересчур!..
Но, путь наруша,
Провалом,
в ребрах арматур,
Дохнуло в душу.
Тот вечный страх пред пустотой
Попробуй спрятать!..
А он сказал мне:
— Ты постой,
А мне к ребятам...
А сам по балочке пошел,
Как бы по тропке,
Все так же в поступи тяжел
И неторопкий.
Он шел и шел — я даже взмок,
И, словно плетью,
Казнил себя: а ты бы смог?..
Не мог ответить.
Он у соседей «погостил»,
Назад вернулся.
— Не страшно эдак? — я спросил.
Он улыбнулся:
— Ну, ясно, это же не «ТУ»
При мягком кресле.
Но мы ж поднялись в высоту
С плотиной вместе.
С такою гордой простотой
Он мне ответил,
Как будто сам был высотой
С плотину эту.
14. Первенец
Словно бы по отсчету кукушки,
По заказу, в назначенный срок,
Вдруг взошел на бетонной опушке
В красной шапочке этот грибок.
Как там люди усердно хлопочут!
И заботой людскою храним,
Что-то он, несмышленыш, лопочет,
Только им и понятно одним.
Ну а мне из мороки житейской
Даже как-то представить невмочь,
Что в себе этот первенец зейский
Затаил богатырскую мощь.
И взойдя под руками рабочих,
Что и ласковы так, и сильны,
Вон — смотрите! — зажег огонечек,
Что заметен на карте страны...
Он работал легко и усердно.
Все же,
сквозь микропору подошв,
Достигая не разума — сердца,
Пробивалась неясная дрожь.
Словно там,
под бетонным покровом,
Через некую главную ось
Ускоренье вращенья
земного
От ремней приводных началось.
Это жизнь получает подспорье!
Пусть вращается ротор быстрей,
Чтоб в магнитном искрящемся поле
Поле Родины стало щедрей!
Это жизнь посветлела воочью
От магнитного поля мечты.
Ведь не зря ж
«положительный» очень
Греет сердце заряд доброты.
Не от этого ль
в гулкие будни
Благодарно — средь зимнего дня! —
В десять веточек
зейский багульник
Вдруг расцвел на столе у меня.
15. Концерт
Гудел агрегат под нагрузкой
С другими в стране в камертон.
А в клубе
по случаю «пуска»
Веселье входило вразгон.
А в клубе сошлись, разодеты,
Работники всех отраслей.
И жены.
А также и дети —
А как обойтись без детей?!
Ах, праздник — для сердца подарок,
Светло окрыляющий нас!
В волненье электрогитара
Срывалась все
в электротранс.
А то барабан вдруг стаккато
Взрывался, забывшись в игре,
Как будто вся мощь агрегата
В его клокотала нутре.
Но вышла на сцену певица —
А голос пронзительно тих —
Соседке моей,
крановщице,
Поведать о бедах своих.
А следом и мастер пародий,
И тут же за ним — плясуны...
Хохочет бетонщик напротив,
Хохочут его пацаны.
Давай, мол! Ладоней избитых
В награду не жалко ничуть!
Не жалко,
коль в сердце избыток
Внезапно открывшихся чувств.
Пред номером оригинальным
Все замерли, восхищены...
То хохот накатит
повальный,
То гулко — накат тишины.
Искусство сквозь чащу коллизий
Житейских
способно промять
Тропинку, чтоб запросто сблизить
И в возрасте нас уравнять,
Хотя и, лишенные позы
На этом параде утех
Иные — смеются сквозь слезы,
Другие же — плачут сквозь смех.
Здесь клуб не для сборов подушных!
И, видно, большой жизнелюб
Значительно так и нескучно —
«Ровесник» — назвал этот клуб.
Как видно, народ здесь не пресный,
Коль сразу,
из первой доски
Построил жилище для песни,
Чтоб души сберечь от тоски.
16. К спору о славе
Вот где
мне нынче вернуться дано
К спору о славе!..
А под ногами
шуршит неземно
Смерзшийся гравий...
Спорили
в поисках тайных глубин,
Артезианских...
Надвое
фарами МАЗ разрубил
Мир марсианский.
Звезды,
не зная земной маеты,
Смотрят лукаво.
И под какой —
догадаешься ты? —
Вызреет слава?
Вон, обнажив мирозданья каркас,
В темени скрытый,
Вспыхнула новая —
словно алмаз
Из кимберлита.
Ты ли причастен
этой звезде,
Зыбко манящей?..
Это
работает
на высоте
Электросварщик.
Небо,
в прожогах
от сварочных брызг
Или в проколах...
Может быть, славы
загадочный смысл
Не в ореоле?
Высветил резко
небесную крепь
Нимб электрода...
Может быть, славе
простое, как хлеб,
Имя — Работа?
Может,
не ведая даже о том,
Денно и нощно
Слава
замешивает
бетон,
Круто, чтоб прочно.
Больно прикусывая губу
И некартинно —
Словно замешивает
судьбу
В тело плотины!
Можно ли
жизнь свою
крепче связать
С делом достойным?!
Слава тебе,
если вправе сказать:
— Я э-т-о строил!
Чтоб на краю,
когда жизни в обрез,
Думалось сладко,
Что воплотилась
в мощную ГЭС
Жизнь без остатка!