Арсений Тарковский играет в бильярд
Среди лит-дам в комплекции Данаи,
Мужчин (их бог на манке откормил)
Он пастушок. Он только что с Дуная.
С Овидием он брынзу преломил.
Был завтрак прост, как и велит обычай.
И, в творческой толпе росточком мал,
Меня увидев, подмигнул по-птичьи,
И значит: приглашён — на ритуал.
Иду за ним и, всматриваясь в спину,
Я думая: какая в нём беда!
Сейчас бы с ним так славно
быть бы сыну.
Но сын ушёл из жизни, навсегда...
Он кий прикинет на руке навскидку,
Потом найдёт на полочке мелок.
И говорит: — Что ж, ставьте пирамидку.
И разбивает пирамидку в лоб.
— Арсений Александрович, рискуете.
Шар-гладиатор мчится по сукну...
Додумывая мысль свою какую-то,
Он, отрываясь, отойдёт к окну.
Я за спиною рассмеюсь: — Простите...
И торопя непрошеный ответ:
— Мне показалось, что вы улетите.
Он вскинет брови: — Значит, вы поэт?
И засмущаюсь я: — Да что Вы? Что Вы?!.
И ждёт игра, хотя и без призов.
И вот опять кии к игре готовы.
— Сейчас я вас раздену до трусов.
И вдруг — о внуке тихо и вольготно:
Опять принёс садистские стихи!
О бабке в проводах высоковольтных —
И сам смеётся, словно от тоски.
Но вот уходит с посохом Овидий.
Я вслед смотрю.
А был ли он такой?..
Ушёл, ушёл — и больше не увидишь,
Да вздрогнешь сердцем над его строкой.