1. Бира
Виктору Астафьеву
Засмущаюсь в дороге прогонной,
Словно что-то исполнить пора,
Всякий раз, как в окошке вагонном
Обозначится имя — БИРА.
Что исполнить — давно мне известно,
Потому и смутилась душа,
Что и ныне вот
данную местность
Проскачу, неприлично спеша.
И опять за делами своими
Позабуду ее вдалеке,
Вспоминая короткое имя
В подорожном казенном листке...
Вот нагряну, надеялся, в отпуск,
Похожу от крыльца до крыльца,
Феофана Асламова отпрыск —
Может, кто-нибудь помнит отца?
Кто там помнит? Прошло
столько лет уже,
Он тут пожил — как будто в гостях:
Рвался к морю,
да баба последышем
Разрешилась в пути, второпях.
Ах, отцы!
Точно шанежка, сладкая
Тяга древняя к дальним краям...
Становились нам станции бабками
Повивальными,
их сыновьям.
Как там было, в предпамятной дали?..
Но я знаю: как только могли,
Эти станции нас
обряжали,
Эти станции нас
берегли.
Всем, что было, умели делиться.
От душевной своей доброты
Теплым мякишем
в чистой тряпице
Затыкали голодные рты...
На перроне стою виновато,
Словно ласкою мать обделя...
Так зазывно
мазутом и мятой
Пахнет раннего детства земля.
Вот и колокол вызвонил зычно
Отправленье. Составу вослед
Покачнулась Бира,
словно зыбка,
Из которой я выполз на свет...
2. Мамина булка
Глаза открываю — светло как!
А тело налито свинцом.
Пушистый и солнечный локон
Прохладно щекочет лицо.
«Сыночек! — я слышу. —
Сыночек!..» —
У тяжести смертной в плену.
Вновь, вынырнув было из ночи,
Уже безвозвратно тону.
Упал я с кораблика за борт,
Уплыл он, меня оброня...
Но стойкий,
пронзительный запах
Во тьме настигает меня!
И, как утопающий руку,
Ловлю я в потемках его.
«Мне булку! — пищу я. —
Мне булку!..» —
Не видя еще ничего.
«О господи! Кажется, ожил!» —
По голосу мать узнаю
И вот с непослушною дрожью
Желанную булку жую...
Тот запах, спасительно добрый,
Надеждою в душу запал.
Подобной, средь нынешних
сдобных,
Я булок уже не едал.
И вроде бы вкусно,
да пресно,
Как будто бы не от земли...
Узнать: из какого же теста
Ту булочку детства пекли?
А то ведь случись-ка,
что буду
Кричать в злополучную ночь:
«Мне булку!
Мне мамину булку!..»
А люди не смогут помочь...
3. Снился сон...
Снился сон. Какой — не помню.
Только помню — снился сон...
Утром было нелегко мне
Набирать дневной разгон.
И в груди слегка щемило,
Словно в чем-то виноват...
Это чем же пахнет
мыло
С парфюмерией не в лад?
Так знаком мне этот запах,
С мягкой горечью, грибной.
Он полдня на мягких лапах
Так и шествовал за мной.
Сон не помнить — как ужасно!
Сколько смысла в вещих снах!..
Стой!
Так это ж пахнет маслом,
Маслом, сбитым в шестернях!
И, на миг лишь озадачен,
Догадался я вполне:
Этот запах не иначе,
Как из сна пришел ко мне.
Точно. Вспомнил: снилось детство,
Снилась давняя весна —
Детство,
что в жестоком действе
Напрочь срезала война.
И под той пилой на срезе
Выступил,
как пот на лбу,
Сок,
питающий железо.
Да, железо. И — судьбу.
4. * * *
Заболел я, друзья, захворал.
Где-то женщина дрогнет осиной...
Знать, меня,
ее блудного сына,
Бывший бог вгорячах покарал.
И тоска — угольками в золе —
По рукам ее
трепетно мягким,
По лугам ее,
пахнущим мятой...
Ах, как пахнет трава на заре!
Мать моя!..
А бороздки морщин,
Как озябшие ветки березки.
Мы ведь отпрыски, дети,
отростки,
Мы пред гибелью «мама!» кричим.
Откликается детство мое,
Словно птицам летящим подранок...
В этой,
тронутой осенью, рани
Материнское что-то твое —
В пожелтевших лугах (отцвели...),
В том, как ветви деревья смыкают...
Мне тоска по тебе
помогает
Понимать материнство земли.
А луга-то в росе — как в слезах!..
Я приеду к тебе
почаевничать
(Не разбилось ли блюдце с каемочкой?)
И в твоих затеряться лесах.
Встанет лес твой, меня заслоня
От наветов, от бед, от болезней...
Да, надолго
твой светлый березник
От болезней излечит меня...