Переводы с нанайского
Андрей Пассар
Нанайский поэт, чей первый сборник «Солнечный свет» вышел на родном языке в 1952 году. Его творчество, основанное на нанайском фольклоре, посвящено родному краю и амурским просторам.
Дубок
Я, нанаец, прочел твои, Леся, стихи
О прекрасной и щедрой твоей Украине —
И так рвался сюда от Амура-реки,
Что дорога совсем показалась недлинной.
Как охотник,
я мягко по тропкам хожу,
Где лебедушкой ты проплывала когда-то,
С земляками твоими давно я дружу,
И меня принимают, как жданного брата.
— Здоровеньки булы! —
мне и старый и мал.
— Бачигоапу, братья!
Бачигоапу, Леся!..
На земле твоей, Леся, я снова припал,
Как в тайге к ручейку,
к твоим ласковым песням.
Я приехал с подарком нехитрым —
и там,
Где у леса белехонький милый будинок,
Ямку выкопал
и к украинским дубкам
Подсадил я амурского их побратима.
Белоснежная Оленька — внучка твоя,
Помогала, порхая таежною птицей.
— Присмотрю, — мне сказала, —
волнуетесь зря.
И дубок полила из журчащей криницы.
— Ты невеста его, — я ответил шутя. —
Береги же, пожалуйста,
верного друга...
Приживется нанайское это дитя,
Не привыкшее к солнечной щедрости юга.
Он поднимется скоро и, в кроне широк,
Он сомкнется — лист в лист —
с украинской дубровой,
И сольется нанайский его говорок
С украинскою, нежною,
Лесиной мовой.
Мой шалаш
В пути оглянусь —
А шалаш мой недальний
Попыхивает еще свежим дымком...
Кто ни был бы ты,
Уставший в скитаньях, —
Не зная тебя,
Приглашаю в свой дом.
Ты гость — так велит нам
Обычай старинный.
Есть все для тебя —
И поесть, и попить.
Я даже не спрятал
Ружье и пушнину,
Боясь недоверьем тебя оскорбить.
Я знаю, что держится жизнь
На доверье.
Отец мне внушал:
Постарайся понять,
Друг друга поддерживают
деревья,
А в одиночку им не устоять.
А если и ты, уходя за порошей,
Мне дров приготовишь
И чайник с водой, —
Обрадуюсь я:
Значит, гость был хороший,
И значит, ты —
Единомышленник мой.
Море
Вот оно, море, какое!
Оно — голубое,
Словно девчонки глаза, с чистотой божества
Ждущей кого-то светло, с потаенной любовью...
Мягкие губы невнятные шепчут слова.
Что-то, однако, с тайгою роднит его кровно.
В сопки поднимешься — дух перехватит!
Смотри:
Волнами ходят под ветром высокие кроны
Елей и пихт в освещенье вечерней зари.
Вон корабли — на снегу голубом кабанами,
И буруны — точно след остроносой башки.
И РТС по-медвежьи встает над волнами,
С рыбою трал выбирают на борт рыбаки.
Вынырнет солнце над далью туманной и тишью,
Рыжим тюленем качаться ему до поры.
Даже смешно:
мне припомнились игры мальчишьи —
Так же в Амуре барахтались мы от жары.
Море, мне песни тайги и понятней, и ближе,
Но породниться, я вижу, назначено нам...
Ах, как хочу пробежаться я, море, на лыжах
По серебристым, по снежно-кипучим волнам!
Немая птица
Рассветные птицы
Тайгу разбудили мажорно,
Несмело вступая,
Сливались их песенки в хор —
Как будто на ниточках-трелях,
Послушные дирижеру,
Солнце дружно
выкатывали
На остроконечия гор.
И все напряженней трудились
Над солнышком спящим,
И — стронулось солнце,
С трудом отходя ото сна,
И выкатилось —
И мгновенно на ноте щемящей,
Словно лопнули струны —
И обрушилась тишина.
И тут над собой я увидел на дереве
Птаху:
Закинув головку
И стрелочка клюва — вразлет,
Она трепетала,
Как будто смелея от страха...
Как странно, подумал,
ни звука,
А птица — поет!
И я догадался:
Так это же птица — немая!
Как глухонемые с рожденья
У нас, у людей...
Птица немая,
Себе, а не миру, внимая, —
Какую ты песню
выносила
За немотой своей?!
И я ведь, бывает,
Чтоб быть перед песнею честным,
Отринусь от мира
И стану немым, как ты.
Поэт, я ведь знаю,
Как страшно живется с песней —
С выстраданной
и страдающей
За стеной немоты.
Талакан
Строителям Бурейской ГЭС
Талакан, талакан...
Вспоминаю — как вижу сквозь веки.
Тот веселый обычай
Восходит к далеким векам.
Было так:
Собираются люди лесные — эвенки
По законам природы
весной
На большой талакан.
Талакан, талакан —
Это празднество жизни весенней,
Где обрядные игры
и выбор невест,
И богам
Преподносят эвенки
Зарезанных белых оленей,
Чтоб невеста досталась
И по сердцу, и по деньгам.
Талакан, Талакан...
Он, сегодняшний, весел и грозен,
Этот гордый поселок,
Растущий у грани веков.
Как смешно экскаватор
танцует,
А рядом бульдозер,
И рычат — распугают, наверно,
Таежных богов!
Продолжается празднество!
Боги, смотрите смелее!
Будет все по обряду,
Но только еще веселей:
Как обычай велит,
Запряжем оленуху Бурею
В нарту жизни, развесив гирлянды
Бездымных огней.
И она в нетерпенье
Копытами мощно ударит —
И вперед понесется,
Огни вознеся к облакам.
И навеки веков осветит
Приамурские дали,
Из камней высекая
великую весть:
Та-ла-кан!
Константин Бельды
Нанайский поэт, прозаик и переводчик, посвятивший свое творчество культуре, традициям и истории родного народа. Его отец был проводником знаменитого путешественника Владимира Арсеньева, а сам он с детства впитал сокровища национальных традиций, которые легли в основу его произведений.
* * *
Когда я о тебе средь разговоров
Услышу равнодушное: — Как все...
Во мне взорвется возмущенья порох,
Забьется сердце рыбой на косе.
И вспомню: вот ты повела руками —
Коснулось дуновенье ветерка.
Вот расторопно в доме меж делами
Снуешь весь день, как белочка, легка,
А вот надела платье выходное
И закружилась, словно карусель!
Запела вдруг нанайское,
родное —
Так рассыпает жаворонок трель.
И влажный блеск черемуховых ягод
Так радостен под дугами бровей.
И на душе глухая наледь тягот
Растопится от доброты твоей...
Я вспомню все перед судом нелепым
Под дальним светом ясных глаз твоих,
И удивлюсь:
неужто люди слепы?
Подумав плохо в первый раз о них.